Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]
— Этого, папа, ты не сделаешь. Я принял колонию и буду там работать.
— Что-о? — надвигаясь на сына, взревел Иван Константинович.
— Ваня, не горячись, — преграждая дорогу мужу, произнесла Елизавета Петровна. — Может, Юра в чем-то и прав.
С негодованием взглянув на жену, Иван Константинович резко повернулся и, ни слова не говоря, вышел из зала.
— Честно говоря, от отца такой реакции не ожидал, — расстроенно произнес Юрий.
— Ты не обижайся на него, пройдет. Но если и мое мнение хочешь узнать, то я на его стороне. Ты поступил необдуманно. Мне тоже неприятно, что тебя назначили на такую должность, для нас это унизительно…
— Мама, на моих плечах погоны, я не гражданский человек, я приказу подчиняюсь. Неужели вам до сих пор это не понятно?
Елизавета Петровна, вздыхая, направилась в столовую.
— Ужинать не буду, — вставая, произнес Юрий, — я спать пойду.
Лежа в постели, он долго размышлял о разговоре с родителями, но постепенно перед его взором появились ее глаза…
Он уже несколько раз собирался посетить ШИЗО, но какая-то невидимая сила останавливала его. Однажды, как обычно, рано приехал на работу. Его с рапортом встретил дежурный по колонии. Он доложил, что в ШИЗО двое осужденных объявили голодовку.
— Причина?
Дежурный, неопределенно пожимая плечами, ответил:
— Требуют вас.
— Ну тогда пошли, — не раздумывал он.
В ШИЗО было чисто. Контролер по надзору открыл камеру, где была объявлена голодовка. Осужденные, увидев начальника, быстро соскочили с нар и, стыдливо прикрывая полуобнаженные тела, замерли.
— Здравствуйте. Вы хотели видеть меня, вот я и пришел. Слушаю вас.
— Гражданин начальник, — первой начала пожилая женщина, — я болею сахарным диабетом, без уколов умираю, не могу эту пищу принимать, помогите, пожалуйста.
— За что вас посадили сюда?
— В карты играла, — опустив голову, ответила та.
— Вы же прекрасно знаете, что игра в карты наказуема.
— Гражданин начальник, работы нет, а чем еще заниматься? — жалобно сказала женщина.
— А о том, что вы болеете сахарным диабетом, почему, когда вас отправляли в ШИЗО, дежурному не сообщили?
— Говорила, гражданин начальник, но он выполнял указание Усольцева.
Сазонов повернулся к контролеру.
— Освободите ее, пусть в медпункт идет.
Осужденная, не веря своим ушам, посмотрела на него.
— Гражданин начальник, а меня? — подала голос вторая, более молодая женщина.
— А ты посиди и пошевели мозгами, чтобы впредь в карты не играть.
— Гражданин начальник, дайте мне работу, и я, клянусь всеми богами, карты в руки не возьму.
— Скоро работа будет. Новый швейный цех открываем, заодно и учебную мастерскую. У вас на карты времени не будет, — выходя из камеры, произнес Сазонов.
— Гражданин начальник, будь человеком, освободи, больше не буду, — взмолилась осужденная.
Но Сазонов, не слушая ее, вышел из камеры. Он поискал глазами Ее, но не увидел.
— Кто у вас уборкой в ШИЗО занимается? — обратился он к контролеру.
— Осужденная Семенова, товарищ подполковник.
— А где она?
— Семенова! — в открытую дверь крикнула контролер. В дверях показалась Она. Увидев начальника колонии, краснея, опустила голову.
— Подойдите сюда, — позвал Сазонов.
Диана, не поднимая головы, подошла к нему. Сазонов хмуро отметил ее неряшливый внешний вид.
— Почему вы за собой не следите? Вы на кого похожи? Когда последний раз мылись?
Диана, по-прежнему стоя с опущенной головой, молчала.
— Если я еще раз вас увижу в таком виде, посажу суток на десять в камеру. За что сидите?
Диана молчала.
— Если немая, то на пальцах показывайте, что немая. Я спрашиваю, по какой статье вы осуждены?
— 88-я, часть первая, — не поднимая головы, тихо ответила она.
Он усмехнулся.
— На убийство у вас ума хватило, а вот опрятной ходить…
Не договорив, он остановился на полуслове. Осужденная приподняла голову. Сазонов увидел в ее глазах слезы. Губы ее тряслись.
— Я не убивала! — из души раздался ее голос.
Она выбежала из ШИЗО. Сазонов удивленно посмотрел ей вслед. Выходя из ШИЗО, он увидел ее: прислонившись к стене, она плакала.
Диана не заметила, как к ней подошла контролер.
— Чего сопли распустила? Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты за собой следила, а ты словно глухая тетеря. Противно на тебя смотреть. Марш в баню!
Когда она вернулась из бани, контролер по надзору не поверила своим глазам.
— Ты? — лишь одно слово промолвила она.
Спустя два дня в ШИЗО заглянул Усольцев. Увидев Диану, он остолбенел. Она, видя его замешательство, усмехнулась, подняла с земли бачки и, дразня его бедрами, пошла. Усольцев повернулся к контролеру.
— Что с ней?
— Давеча начальник был, отругал ее, теперь она исправилась.
Усольцев решил дождаться Диану, а чтобы не вызвать подозрения у контролера, стал проверять документацию на осужденных. Спустя полчаса Диана вернулась. Улучив момент, когда контролер пошла открывать кормушки, Усольцев притянул Диану к себе и попытался поцеловать ее. Откинув голову назад, улыбаясь, она спокойно произнесла:
— Осторожно, а то твой начальник заревнует.
— Что-о? — выпустив ее из объятий, нахмурился он. — Когда ты успела?
— А сразу, как только увидела, — не моргнув глазом, ответила она.
Усольцев хотел что-то сказать, но вошла контролер. Диана, продолжая улыбаться, вышла. Минут пять Усольцев, ошеломленный услышанным, сидел в оцепенении. Его самолюбие было сильно задето. Наконец он вскочил и, со всего размаха ударяя ногой по ведру с мусором, во весь голос заорал:
— Почему в ШИЗО не убрано?..
Контролер испуганно сжалась под его взбешенным взглядом.
— Я вас спрашиваю, почему она до сих пор мусор не убрала?
— Товарищ майор…
Усольцев, не слушая, вышел. У себя в кабинете он носился раненым зверем. Его самолюбию был нанесен удар. Он, считавший себя безраздельным хозяином всей колонии, был унижен. Осужденных он считал своей собственностью.
Сама система содержания осужденных в колонии заставляла их раболепствовать перед начальством. Другого выхода у них не было. Бывало, с воли приходили строптивые, они первое время пытались сохранить свое достоинство, но это длилось недолго, колонистская жизнь их быстро ломала, и они превращались в безропотных зэчек.
Усольцев был старожилом в колонии. За период его долгой службы сменилось несколько начальников, а он оставался бессменным главным дирижером колонии. Ни одно решение по судьбам осужденных не принималось без его участия и согласия. Над осужденными он был бог и царь. Мысль, что Диана теперь достанется не ему, а Сазонову, все сильнее и сильнее бесила его. "Ну надо же, — злорадно усмехаясь, думал он, — не успел принять колонию, а уже бабу из-под носа увел. Нет, дружище, этот номер не пройдет, со мной шутки плохи, не таких я видел, быстро рога обломаю. А ты, телочка, ты у меня запляшешь".
Он поднял телефонную трубку, позвонил дежурному по колонии, дал команду, чтобы к нему немедленно привели осужденную Шаповалову. Ему нужна была ее помощь.
В зоне у Шаповаловой была кличка Екатерина. Начальство ее не трогало, она была из тех "авторитетных" осужденных, на которых опиралось начальство для наведения порядка среди осужденных. В зоне женщины побаивались ее и старались не попадаться ей на глаза.
Спустя минут десять в кабинет постучали.
— Войдите! — нетерпеливо крикнул Усольцев.
Двери открылись, в кабинет вошла Екатерина. Улыбаясь, покачивая крупными бедрами, бесцеремонно подошла к нему, наклонясь, поцеловала в щеку.
— Садись, — отталкивая ее, хмуро буркнул он.
— Николай Анатольевич, что-то вы не в духе. Никак новенькую не можете уломать?
Усольцев хмуро посмотрел на нее.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, знаю, — усмехаясь, ответила она.
— Ну, если знаешь, тогда поработай с ней, только поаккуратнее.
— Насчет аккуратности вы зря напомнили, вы же меня знаете, ничего лишнего я себе не позволяю.
— Ладно, хватит пудрить мне мозги, делай, что сказал.
— Николай Анатольевич, просьба к вам.
— Что надо?
— Вчера за драку подругу Фросю, да вы ее знаете, "хозяин" в ШИЗО посадил. Выручай, в долгу не останусь.
— Ладно, — нехотя произнес он. — Пусть до утра посидит, а утром выйдет.
— Спасибо, с меня причитается. А может, сегодня заглянете? С этапа девчонка пришла, нетронутая, правда, на мордочку не так хороша, но попочка, слов нет, обалденная.
— Некогда, как-нибудь загляну. А ты что так пополнела?
— Так ведь годы берут свое, мне же не двадцать. А было время, когда ты с ума сходил от этой фигуры.
— Ладно, ладно, — махнул он рукой, — что старое вспоминать?
